Омывшись слезами покаяния

Омывшись слезами покаяния, очистившись благодатью Божией от скверн греховных, укрепившись верою и упованием на милосер­дие Божие, оживившись благодатным прощением, данным от лица Судии всего мира чрез уполномоченного на то служителя Его, душа воскресает к новой жизни, облекается в новую одежду чистоты и святыни, украшается, как невеста Небесного Жениха, разнообразны­ми благоуханными цветами духовными. В ней появляются различные светлые и святые помыслы — то благоговейные и богомысленные, то человеколюбивые и боголюбивые, то смиренномудрые и богомудрые! В ней возрождаются благие желания всего, елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвалъна.
В ней образуются, как цветы на зелени, разнообразные благие намерения и святые обеты: она желала бы совершить и тот и другой святой подвиг самоотвержения, хотела бы сделать и то и дру­гое святое дело любви к Богу и ближнему, желала бы принести Гос­поду всякую жертву любви и самоотвержения, благоговения и бла­годарения. Уже сам внешний вид человека, истинно покаявшегося, показывает, что в нем произошла великая перемена к лучшему. Преж­ний — рассеянный, беспечный, блуждающий повсюду — взор его ста­новится степенным и важным, опущенным долу, углубленным в са­мого себя. Любимые прежде веселые беседы, соблазнительные раз­говоры, увлекательные забавы становятся тяжелы и неприятны для его слуха и взора, невыносимы для его сердца; он старается скорее оставить их и бежать от них. Увлекавшие прежде пустые, душевредные, греховные удовольствия чувственные теперь становятся ему не­сносны и отвратительны; он ищет уединения, дорожит местом, где может спокойно беседовать с Богом и своею совестью. Приятнее все­го, усладительнее всего для него — храм Божий и богослужение цер­ковное. Здесь только находит он все, что достойно занять его мысли, наполнить его воображение, согреть его сердце; здесь только родное пристанище души его до переселения ее в нерукотворенные обители в дому Отца Небесного.

Занимавшие прежде всю душу и сердце меч­ты честолюбия и корыстолюбия теперь являются в глазах его мелки­ми, низкими, ничтожными. Теперь он не только понимает разумом, но чувствует всем сердцем, что самые высокие почести мирские, если не утверждаются они на твердом основании столь же великих заслуг и плодоносных трудов на пользу ближних, если не украшаются столь же высокими подвигами любви и самоотвержения, столь же светлы­ми добродетелями христианскими,— не только ничтожны сами по себе, но и составляют тот жернов осельский [2], который, обвязавшись о выю [3] честолюбца, повлечет его на самое дно ада. Теперь он видит совершенно ясно, что все сокровища мира не искупят человека от смерти, не избавят от суда и осуждения, не освободят от ада и геен­ны, что поистине горе человеку, если мир весь приобрящет, душу же свою отщетит [4]. Все эти помыслы, чувствования и желания души кающей­ся суть только начатки, первые, так сказать, ростки духовной жизни, которые могут, конечно, возрасти в древо велие и принести обиль­ный плод в житницу небесную, но могут и погибнуть безвозвратно, почему и требуют особенного попечения и заботливого охранения.


 Святитель Иустин (Полянский), епископ Уфимский и Мензелинский